Сейчас прочитал один пост с фотками смеющихся за столом людей. Пост на самом деле хороший, но почему-то вспомнился отрывок из одного моего любимого рассказа. Угадаете кто это написал? Для тех, кто не угадал, ответ скрыт под катом...
...Обедали мы все вместе: дети, англичанка, Норден и я. Гостей у Нордена
я не видал ни разу, но за обедом иногда появлялся какой-то толстый,
молчаливый немец, раскрывавший рот только для еды или для смеха, когда к
этому приглашал его Норден; кажется, это был управляющий его имением, не то
домами в Петербурге. За столом всегда смеялись - трудно сказать почему, но
смеялись. Сам хозяин рассказывал анекдоты и всех настойчиво приглашал
смеяться. Для англичанки он переводил их на английский язык, но если и
забывал перевести, она все равно хохотала: так требовали, по-видимому,
обычаи дома. Первое время я был серьезен, и Нордена это беспокоило и даже
огорчало, - тревожно и близко заглядывая мне в глаза, он удивленно
расспрашивал:
- Почему вы не смеетесь? Вам это не кажется смешным? Но ведь это же
очень остроумно.
И объяснял, почему остроумно и почему я должен смеяться. Но если и тут
я продолжал сохранять серьезность или только улыбался, а не громко хохотал,
Норден начинал волноваться, настойчиво рассказывал все новые и новые
тусклые анекдоты, выжимая из меня смех, как воду из масла; и казалось, что,
не засмейся я и теперь, он станет плакать, целовать мои руки и умолять для
спасения его жизни, прохохотать хотя бы только раз. И кончилось тем, что я
начал хохотать, как все, - помню до сих пор тот конвульсивный, нелепый,
идиотский смех, который раздирал мне рот, как удила пасть лошади. Помню то
мучительное чувство страха и какой-то дикой покорности, когда, оставшись
один, совсем один в своей комнате или на берегу моря, я вдруг начинал
испытывать странное давление на мышцы лица, безумное и наглое требование
смеха, хотя мне было не только не смешно, но даже и не весело...
Отрывок из рассказа под названием "Он" известного писателя прошлого века Леонида Андреева.
...Обедали мы все вместе: дети, англичанка, Норден и я. Гостей у Нордена
я не видал ни разу, но за обедом иногда появлялся какой-то толстый,
молчаливый немец, раскрывавший рот только для еды или для смеха, когда к
этому приглашал его Норден; кажется, это был управляющий его имением, не то
домами в Петербурге. За столом всегда смеялись - трудно сказать почему, но
смеялись. Сам хозяин рассказывал анекдоты и всех настойчиво приглашал
смеяться. Для англичанки он переводил их на английский язык, но если и
забывал перевести, она все равно хохотала: так требовали, по-видимому,
обычаи дома. Первое время я был серьезен, и Нордена это беспокоило и даже
огорчало, - тревожно и близко заглядывая мне в глаза, он удивленно
расспрашивал:
- Почему вы не смеетесь? Вам это не кажется смешным? Но ведь это же
очень остроумно.
И объяснял, почему остроумно и почему я должен смеяться. Но если и тут
я продолжал сохранять серьезность или только улыбался, а не громко хохотал,
Норден начинал волноваться, настойчиво рассказывал все новые и новые
тусклые анекдоты, выжимая из меня смех, как воду из масла; и казалось, что,
не засмейся я и теперь, он станет плакать, целовать мои руки и умолять для
спасения его жизни, прохохотать хотя бы только раз. И кончилось тем, что я
начал хохотать, как все, - помню до сих пор тот конвульсивный, нелепый,
идиотский смех, который раздирал мне рот, как удила пасть лошади. Помню то
мучительное чувство страха и какой-то дикой покорности, когда, оставшись
один, совсем один в своей комнате или на берегу моря, я вдруг начинал
испытывать странное давление на мышцы лица, безумное и наглое требование
смеха, хотя мне было не только не смешно, но даже и не весело...
Отрывок из рассказа под названием "Он" известного писателя прошлого века Леонида Андреева.